"Вначале все на свете старше нас."
Время неумолимо бежит вперед. Психолог Виктория Райхер. Ее текст трогает сердце.
— Вы тоже заметили, да? Мы стали старше.
Вначале все на свете старше нас. Мы младше других детей во дворе, младше задавак-первоклашек — какие же они большие, боже мой, в одном из них целых метр двадцать роста. Мы младше второклассников, третьеклассников, старшеклассников, студентов. Он уже на третьем курсе, она уже окончила институт, а мы еще нет. Мы столько всего еще нет.
Потом весь мир начинает потихоньку нас догонять. Младшая сестра гуляет с мальчиком (какие мальчики — я ей пеленки менял!). Соседка-ровесница вышла замуж. Так рано? Почему рано, ей двадцать пять… Одноклассница в парке катает коляску, прогульщик из старой школы водит Toyota, хулиган и гроза района уже отсидел, уже женился, уже развелся…
Но это все еще ничего. Это еще они, не мы. Им — можно. Они могут жениться, рожать детей, водить автомобиль, играть на бирже и выступать по телевизору. А у нас бежит другое время. Мы можем писать шпаргалки, кататься на велосипеде, рвать малину с куста и точно знать, что бабушка бессмертна. А потом и бабушка не бессмертна. А потом и мама.
Как мама? Почему мама? Это же значит, что мы уже не маленькие, да?
Мир продолжает катиться нам навстречу. Мы уже старше всех парикмахеров, барменов и официанток. Продавщиц и учительниц. Водителей и медсестер, девочки-массажистки и тренера в тренажерном зале. Но мы все еще младше. Мы младше политиков, адвокатов, деканов, психологов и врачей. Главное — врачей.
Сначала мы младше их всех, даже терапевта, и это привычно. Потом мы уже старше терапевта, но младше стоматолога. Догоняем стоматолога, зато остается хирург. Хирурги очень долго старше нас. Это приятно: мы в надежных руках.
До тех пор, пока в больнице (пустячная операция — какие-то полипы, что у меня может быть серьезного, я тебя умоляю) нам протягивает профессионально отмытую руку совсем молодой человек. Мы вздрагиваем, не доверяем: он же моложе нас, когда он успел стать хирургом?
Ладно, расслабься, не в возрасте дело. У этого юноши все-таки наверняка приличное образование в его неприлично юные сорок… семь.
Дольше всех старше нас остаются онкологи. Но и они сдаются — перед теми, кому повезло.
Последним младше нас оказывается врач-гериатр.
И вот тогда, когда гериатр моложе нас на двадцать лет, а его медсестра — в четыре раза, когда у соседей родители, а иногда и деды годятся нам в сыновья, когда студенты пишут в анкетах год рождения, похожий на номер нашего первого домашнего телефона, когда моложе нас уже абсолютно все, тогда уже наплевать.
Какая разница, сколько им лет? Важно, что мы уже можем все то, чего они пока не могут. У нас уже все получилось, ведь отныне те, кому повезло, — это мы.
В этом году мы уже живы. В этом году мы уже отметили день рождения. В этом году уже не будет жарко, в этом году уже не будет ливней, в этом году уже лето, а следующей зимы, может быть, вообще не будет. Мы все детство об этом мечтали: чтобы не было следующей зимы.
Выйти на улицу, посмотреть на небо, посмотреть на голубей, которые вылупились после того, как мы стали старше. Все на свете произошло уже после того, как у нас уже все произошло.
А главное, мы уже поняли, что самое интересное у нас-то как раз впереди. Вот оно, уже маячит за поворотом. Но тем, кто моложе нас, этого не понять. Как младенцу не понять трехлетку. Как первокласснику не понять жениха. Как студенту не понять декана. Как терапевту не понять гериатра. Как нам не понять тех, кто моложе нас.
